Вот как поступил отчим перед свадьбой падчерицы. Эротические рассказы - потеря девственности Ольга с жадностью поглощала информацию о любви и сексе, которую ей деликатно преподносил отчим

Настя сидела на краю деревянной песочницы на детской площадке в соседнем дворе, с которой хорошо просматривался угол её дома.
Ещё совсем недавно, всего несколько часов назад, она имела возможность строить планы и мечтать о будущем, но… в один короткий миг, в её пятнадцатилетней жизни, всё это оборвалось…

Отец Насти, после демобилизации со срочной службы остался в Ленинграде, где устроился на работу сантехником в один из ЖЭКов. Вскоре он женился и получил от работы служебную, крохотную, но двухкомнатную квартирку. Постепенно он стал "прикладываться к бутылке", а впоследствии - уже не мог существовать без "горючего", что и привело его к печальному концу. Когда Насте было восемь лет, отца зарезали собутыльники в пьяной драке.
Мать Насти, с некоторых пор, так же работала дворником в этом ЖЭКе. До этого - она была продавцом в универсаме, но за систематические прогулы и пьянки, была уволена по статье.

Похоронив отца, мать стала пить ещё больше. В их квартире постоянно обитали чужие пьяные люди, слышалась ругань и мат, было вечно накурено, везде валялись пустые бутылки и окурки.

В редкие минуты своего трезвого состояния, мать плакала, лезла к Насте целоваться и просить прощения, порой сама не понимая за что.

Настя редко выходила из своей комнаты, такой же неуютной как и вся квартира. Она привыкла к одиночеству и занимала себя тем, что придумывала разные игры, в которых использовала всё, что имелось под рукой.
Пустые бутылки, могли в её играх быть людьми; пространство под стулом, превращалось в комнату для этих людей; единственная кукла, которую Насте летом подарила бабушка, в этих играх, всегда играла роль самой Насти.
А ещё Настя часами любила смотреть в окно и мечтать.

Несмотря на то, что временами мать беспробудно пила, она никогда не забывала купить для Насти еду.
Старенький холодильник «Саратов» стоял в Настиной комнате, что бы пьяные гости не смогли взять из него продукты.
В холодильнике, как правило, всегда была варёная колбаса, сосиски, сыр, молоко и хлеб.
Мать почти ничего не варила из еды, поэтому рацион Насти состоял из постоянной «сухомятки».

Когда и кем были заведены в их квартире такие правила - трудно вспомнить, но в Настину комнату пьяные гости никогда не заходили. Да и Настя, когда была не в школе, выходила из своей комнаты лишь по нужде: в туалет или набрать в чайник воды из под крана.

Иногда из Чувашии к ним приезжала Настина бабушка, папина мама, которая беспомощно разводила руками глядя на то, как её сын с невесткой скатываются «на дно», но ничего не могла с этим поделать.
На лето она брала Настю к себе в деревню и это были самые счастливые мгновения Настиной жизни.

После смерти отца, бабушка хотела забрать Настю к себе, но мама не позволила - на содержание Насти полагалась пенсия по случаю потери кормильца, которой мама не хотела лишаться. Тем не менее, на летние каникулы мать всегда отпускала её в Чувашию.

Три года назад Настя, приехав от бабушки, неожиданно обнаружила в их квартире преобразования, каких она не помнила с момента своего рождения.
На стенах - новые обои, полы чисто вымыты, на кухонном столе светлая клеёнка, на подоконниках – вазоны с цветами. Вкусно пахло едой…
Мама распахнула дверь в Настину комнату и улыбаясь сказала:

А вот и твоя комната. Надеюсь, она тебе нравится.

Ещё бы не нравилась! На окне сверкала белизной новая тюлевая занавеска; по бокам – портьеры розового цвета; кровать застелена стёганым шёлковым покрывалом в тон портьерам; у стены стоял шкаф, а напротив – письменный стол над которым были прибиты полки с Настиными книгами. Рядом со столом стоял новый крутящийся стул, давняя мечта Насти.
Настя обратила внимание и на то, что мама выглядела как-то необычно…

Ничего не понимая Настя ходила по своей комнате, заглядывая в ящики стола, в шкаф – не верилось, что всё это ей не снится.

Доченька, иди умывайся, сейчас обедать будем, – крикнула из кухни мама.

Настя сидела за столом и ела наваристый борщ, а мама стояла напротив и смотрела на дочь.

Видишь ли… Не знаю как ты к этому отнесёшься, но я решила выйти замуж, - смущаясь начала разговор мама.

– Семён Яковлевич очень хороший человек… Он поверил мне, помог мне справиться с алкогольной зависимостью, устроил на работу в свою фирму… Я только сейчас поняла, как это жить семьёй.
Ты же помнишь, твой отец выпивал и меня пить заставлял…. Что я видела с ним?...

Мамочка... – Настя, положив ложку подошла к маме и обняла её:
- Ты не должна ничего объяснять. Я уже взрослая, всё понимаю... Я рада, что тебе хорошо.
Обнявшись, они то плакали, то смеялись...
Мама, как прежде, просила прощения у Насти... Настя говорила, что не держит зла...

Ты поешь, Настенька, а то всё остынет.

Из прихожей послышался звук открываемого замка – пришёл Семён Яковлевич.
Мама, несколько растерявшись,с каким-то заискивающим выражением лица, бросилась ухаживать за ним: помогать снимать куртку, подносить ему тапочки и, наконец, подвела его к Насте:

Это моя Настенька, - произнесла с нежностью.

Семён Яковлевич посмотрел на Настю, скупо улыбнулся и сказал, что очень проголодался и устал. Мама стала хлопотать у стола, а Настя отправилась обживать свою комнату – в данный момент её ничто кроме этого не интересовало.

Начался учебный год. Настя погрузилась в уроки - училась она хорошо и легко.
Семёна Яковлевича она видела редко. Он приходил с работы и они с мамой запирались в своей комнате. С Настей он почти не общался – лишь иногда делал ей какие-нибудь мелкие замечания.

Прошёл год.

На лето Настя снова уехала к бабушке.
В апреле ей исполнилось тринадцать лет и за лето, как-то вдруг, она повзрослела, похорошела, подросла, у неё оформилась фигурка, грудь. Взгляд стал вдумчивым, изменилась походка. Даже мама не сразу узнала её, встретив с поезда, а на улице - на неё восхищённо оборачивались мальчишки.

Вечером пришёл с работы Семён Яковлевич. Он мельком взглянул на Настю, буркнув что-то в ответ на её «здравствуйте» и вдруг, что-то сообразив, внимательно окинул её долгим оценивающим взглядом, от которого Насте захотелось куда-нибудь спрятаться.

Начался очередной учебный год.

Первого сентября к ним в класс пришёл новый ученик.
Денис приехал с родителями из Мурманска. Отец Дениса раньше ходил в море, но выйдя на пенсию, перевёз семью в Санкт-Петербург куда его пригласили работать преподавателем в мореходном училище.

Денис был высоким, крепко сложённым парнем. Он модно одевался, у него был «крутой» планшет, дорогие часы и много других атрибутов, которые выгодно отличали его от остальных одноклассников.
Все девчонки из их класса влюбились в Дениса с первого взгляда. Да, что там из класса! С ним на переменках заигрывали девчонки и из старших классов.
Не обошла эта участь и Настю. Она тайно вздыхала, глядя как Денис кокетничает с другими девчонками и завидовала им.

Однажды она заметила как из его учебника выпала какая-то бумажка. Настя подняла её – бумажка оказалась фотографией Дениса. Настя оглянулась – никто не смотрит. Она торопливо засунула фотографию в свою сумку и быстро пошла домой. Дома она не расставалась с фотографией. Она любовалась Денисом, делилась с ним самыми сокровенными своими мыслями и мечтами, спала с фотографией и постоянно думала о Денисе.

Настя стала следить за своей внешностью, слегка подкрашивать ресницы и губы, как это делали почти все девчонки.
Она стала учиться ещё лучше, что бы обратить на себя внимание Дениса, так как тот был круглым отличником. В результате, их двоих от класса, а иногда и от всей школы, часто стали посылать на разные олимпиады в другие учебные заведения города.

Подруг у Насти не было. Она не заводила их, так как всегда комплексовала по поводу своих семейных условий. Сначала - ей было неловко за своих неблагополучных родителей, потом - за постоянно пьяную мать, а позже – привыкла обходиться без подружек и не видела в них необходимости.
Её отношения с одноклассницами были чисто деловыми, без доверительных разговоров и взаимных секретов.

Денис относился к Насте по-дружески. Он уважал её как сильную ученицу и интересную собеседницу. Настю это устраивало, она не торопила события, решив, что всё ещё впереди – Денис обязательно влюбится в неё, уж она постарается стать такой, что бы он влюбился.
Многие девочки из их класса уже встречались с парнями и на переменках хвастались друг дружке тем, сколько раз они целовались.
Настя в своих фантазиях часто представляла как они с Денисом гуляют по городу, держась за руки, обнимаются и целуются. От этих мыслей у неё сладко замирало сердце и кружилась голова.

Дома Настя стала замечать, что на неё как-то странно поглядывает отчим. Сначала она не придавала этому значения, но однажды, когда мамы не было дома, отчим зашёл в её комнату.
Настя лежала на кровати и читала учебник по химии. Отчим поинтересовался школьными успехами Насти, но как-то вяло слушал Настин ответ на свой заданный вопрос.
Его взгляд был направлен в вырез Настиной футболки, туда, где её девичьи груди образовывали небольшую ложбинку.
Он подошел к кровати, присел на краешек и положил руку на бедро Насти. Настя невольно съёжилась, предчувствуя недоброе.

Глаза Семёна Яковлевича лихорадочно блеснули, дыхание стало частым, руки его дрожали. Он внезапно вскочил и мгновенно завалился прямо на Настю.
Не успев ничего понять, Настя увидела как её спортивные брючки вместе с трусиками, полетели на середину комнаты.
Отчим одной рукой пытался расстегнуть себе ширинку, а другой – мял Настину грудь. Своей коленкой он раздвигал ноги падчерицы при этом, слюнявым ртом пытался поймать Настины губы.
Какое-то время Настя находилась в оцепенении, она ничего не понимала - до неё не доходил смысл происходящего.
Вдруг она, словно очнувшись, резко оттолкнула насильника, вскочила с кровати и пробежав через прихожую, заскочила в ванную, закрыв дверь на крючок.
Семён Яковлевич, матюгаясь пытался открыть дверь ванной комнаты, но к счастью ему это не удалось.
Настя просидела в ванной до прихода мамы. Отчим из-за двери пригрозил ей, что если она хоть слово скажет матери, то пусть пеняет на себя.
Настя и сама не понимала, как ТАКОЕ можно рассказать маме – стыдно же! Поэтому всё случившееся осталось в тайне, которая тяготила Настю и заставляла всё время быть «начеку».
Единственным хранилищем её тайн, был её Дневник, который она вела с тех пор, как влюбилась в Дениса.

Отчим вёл себя так, будто ничего не случилось. Он делал вид, что не замечает Настю, но иногда Настя видела, что он похотливо на неё поглядывает и всегда боялась последствий.
Она старалась не оставаться наедине с отчимом, придумывая какие-нибудь предлоги, что бы не находиться в квартире, когда мамы не было дома.
Так прошла зима и учебный год близился к концу. Настя мечтала о предстоящем лете, которое по обыкновению должна была провести у бабушки. Лишь одно её тревожило – она не представляла, как она будет жить долго не видя Дениса.

Девятого мая, представители от их школы (это были отличники, в число которых входила Настя) должны были возлагать венок к монументу на Пискарёвском кладбище. День выдался тёплый и солнечный. Зеленела трава, распускались листья на деревьях, пели, радуясь весне прилетевшие с юга птицы.
Автобус с учениками должен был отходить от школы в десять часов утра. Все уже сидели в автобусе и ждали водителя, как вдруг увидели бегущую прямо по газону Настину маму, которая что-то кричала и махала руками...

Настя стояла уткнувшись в мамино плечо и рыдала. Оказывается, вчера вечером, в Чувашии умерла её любимая бабушка...

На похороны они поехали вместе с мамой – мама должна была помочь Насте заявить у нотариуса право на оставленное бабушкой наследство.

Милая, добрая, самая родная бабушка... - внутри Насти всё болело и стонало, но плакать уже было нечем – все её слёзы были выплаканы.
Вместе с бабушкой Настя похоронила и своё детство... Она понимала, что ни для кого на свете она уже не будет маленькой девочкой, какой она была для бабушки.

В Питер они вернулись после того, как в школах отзвенел последний звонок, известивший об окончании учебного года.

Настя не представляла куда ей девать себя летом – предполагалось, что она как обычно поедет к бабушке. А что теперь?..
Решив сходить в школу что бы забрать свой табель, она рассчитывала узнать у своей классной руководительницы Тамары Петровны школьные новости – больше всего её интересовал Денис.
Как же она обрадовалась, когда в открытую дверь спортзала увидела самогО Дениса! Он тоже обрадовался увидев Настю и улыбаясь вышел ей навстречу.
Они разговаривали, стоя на лестнице. Настя рассказала о своей поездке, а Денис ей – про школьные новости. Он спросил у Насти, где она собирается проводить лето. Настя ответила, что её планы рухнули вместе со смертью бабушки и пожаловалась, что видимо придётся всё лето провести в душном городе.

Слушай! А ты не хочешь поехать в молодёжный лагерь? Там четыре часа в день работаешь на поле, а остальное время проводишь как в обычном оздоровительном лагере. Мы с Пашкой Семёновым едем – если хочешь, можно попросить мою маму, что бы она оформила и на тебя путёвку.

Настя чуть не завизжала от восторга! Лучшего она и представить себе не могла.
Конечно же она хотела!
Не откладывая до вечера Настя поехала к маме на работу, что бы обо всём договориться. Одна мысль о том, что всё лето она не будет видеть Семёна Яковлевича, вдохновляла её и придавала сил.

Лето у Насти прошло отлично. В молодёжном лагере ей очень понравилось. Руководство отметило её старательность и трудолюбие. За хорошую работу ей даже подарили новенький ноутбук и пригласили приезжать на будущий год.
С мальчишками, Денисом и Пашей, они сдружились ещё больше и везде ходили вместе. Девчонки ей завидовали – ещё бы, два таких красавца были у Насти в друзьях!
За лето Настя ещё больше влюбилась в Дениса, но он этого не замечал и воспринимал её не более как сестру. Её это огорчало, но она считала, что раз так - то ещё не время.

Настя приехала домой посвежевшая, загорелая, повзрослевшая и стала ещё краше чем была.

Первого сентября восьмиклассники, после уроков, решили отправиться в кафе-мороженое, что бы отметить начало учебного года. Из кафе вышли все вместе и ещё долго стояли возле школы, обмениваясь впечатлениями о проведённых каникулах.

Домой Настя пришла в шестом часу вечера возбуждённая и весёлая.
Дома никого не было и она что-то напевая, переодевалась в своей комнате в домашнюю одежду, когда в квартиру вошёл отчим.
Через открытую в комнату падчерицы дверь, он заметил раздетую до нижнего белья Настю и, как бык на красную тряпку, бросился к ней, раздеваясь на ходу.

Настя от неожиданности не успела ничего понять, как Семён Яковлевич резко повалил её на кровать.
Она кричала, царапалась и, в суматохе, ухватив зубами нос отчима, с силой его прикусила.
Семён Яковлевич зарычал, как раненый зверь и скатился с кровати на пол, держась за свою окровавленную сопелку.

Настя схватила со стула свои вещи, которые не успела убрать в шкаф, наспех надела туфли и, в нижнем белье выскочила на лестничную площадку где, стоя у мусоропровода, надела на себя платье. Она не знала, что ей делать и куда идти. Немного постояв на лестнице, она решила спуститься на первый этаж к Ленке Роговой, бывшей однокласснице, которая из-за болезни осталась в шестом классе на второй год. Настя сказала Ленке, что случайно захлопнула свою дверь и теперь ей надо дождаться с работы маму.
Тётя Таня, Ленкина мать, позвала их ужинать, а потом Настя с Ленкой сидели у компьютера, переписываясь с одноклассниками.

Из окна Ленкиной комнаты Настя увидела подходившую к дому маму. Она попрощалась с Леной и сказав «до свидания» тёте Тане, вышла из квартиры.

Что ты здесь делаешь? – удивлённо спросила её вошедшая в подъезд мама.

Только сейчас Настя поняла, что она не знает КАК сказать маме о случившемся.
Что-то промямлив невнятное, она вслед за мамой вошла в лифт и они поднялись на свой этаж.
В квартире было тихо. В Настиной комнате ничто не напоминало о том, что произошло – всё было на своих местах, ничего нигде не валялось.

Семён, ты дома? – крикнула из прихожей мама.

Настя прошла в свою комнату, разделась и легла в кровать, взяв с собой книгу, решив немного почитать.

Настюша, ты ужинать будешь? – спросила из кухни мама.

Нет, нас с Леной тётя Таня покормила, - ответила она.

Настя долго не могла заснуть. Она понимала, что надо что-то делать, что оставаться в квартире с отчимом становится опасно, но её детского ума не хватало на то, что бы найти из этого выход.

Утром отчим вышел к завтраку с пластырем на носу. Мама услужливо возле него вертелась, подкладывая ему на тарелку горячие сырники. Он украдкой, злобно взглянул на Настю и его красноречивый взгляд не обещал ей ничего хорошего.
Что уж он наплёл маме по поводу своего носа, Насте узнать не удалось, а спросить у мамы она не решилась.

В школе Настя отвлеклась от мрачной действительности и слегка забылась, но вечером её мысли вновь были отравлены думами об отчиме.
Она бесцельно бродила по улицам пока не увидела идущую от остановки маму и поспешила ей навстречу.

Пару месяцев прошло без каких-либо эксцессов. Настя решила было, что отчим образумился и ей ничто больше не угрожает.

В среду тридцать первого октября в школе была дискотека по случаю окончания первой четверти. Начиналась неделя каникул.
Все школьники радовались этому событию, а Настя судорожно пыталась что-нибудь придумать, что бы утром выходить из дома вместе с мамой.

Настя подошла к бойко танцующей в обществе своих одноклассниц Роговой Ленке и отозвала её в сторону.

Лен, я не могу тебе всего рассказать, но мне очень нужна твоя помощь.

Ну... – с сожалением оставив приятное занятие, приготовилась слушать Ленка.

Я поссорилась со своим отчимом и он «достаёт» меня своими нравоучениями.
Я не хочу оставаться с ним дома когда нет мамы. Он постоянно ко мне придирается, а я боюсь ему нахамить. Ты не поможешь мне, сказав моей маме, что мы с тобой решили по утрам заниматься тренировками в школьном спортзале?

Ты что рехнулась? Я ждала этих каникул, что бы выспаться, как следует, а ты предлагаешь мне вставать в такую рань! Ну нееет...

Ты не поняла! Тебе не надо вставать. Ты просто подтверди моей маме, что мы вместе будем тренироваться. Для большей достоверности. А я одна буду вставать и уходить из дома, ты здесь не при чём.

Вот дура... Неужели ты не хочешь выспаться в каникулы?

Настя грустно улыбнулась. Она хотела. Но сказать правду не могла...

Так проходили дни, недели, месяцы... Настя находилась в постоянном напряжении.

Отчим понимал тактику своей падчерицы и его это жутко бесило. Он не мог смириться с тем, что какая-то пигалица не подвластна ему. Ему, который не привык, что бы у него что-то не получалось.
Его ущемлённому самолюбию, часто грезились картинки мести за свой укушенный нос, непременно хотелось доказать этой соплюхе, что он сильнее её...

Время шло. Наступил апрель, в школе началась последняя в этом учебном году четверть. Настя с Денисом готовились к очередной олимпиаде по математике, которая должна была проходить в середине мая в Политехническом университете.
С ними, три раза в неделю, проводил дополнительные занятия их математик.
Эти двое были гордостью школы. Их ставили в пример всем ученикам.

Праздники в этом году в мае были длительными – пять дней первомайских и четыре – на День Победы. Между ними были три рабочих дня, которые мама с отчимом решили взять в счёт отпуска и, с первого до двенадцатого мая, побыть на даче.

Настю это известие очень обрадовало. Это давало ей возможность немного расслабиться.

Девочка наслаждалась свободой. Она прибралась в квартире, намыла в своей комнате окно, ей нравилось готовить себе еду.

Первые дни придя домой она, закрывая входную дверь, набрасывала на неё ещё и цепочку, но позже перестала это делать решив, что это лишнее.

В воскресенье утром пятого мая, Настя крепко спала и не слышала как открылась входная дверь...

Она почувствовала на своих запястьях металлический холодок и открыла глаза. Отчим стоял над ней и ехидно скалил зубы. Настя обнаружила, что руки её находятся в наручниках, таких, которые бывают у полицейских, при задержании преступников. Она попыталась вскочить с постели, но отчим грубо толкнул её обратно. Потом, колготками которые лежали на стуле, он привязал Настины руки к спинке кровати над Настиной головой.

Он медленно раздел падчерицу догола, после – разделся сам, красуясь перед Настей своими ожиревшими «прелестями». После этого он грубо ею воспользовался, с удовольствием делая ей больно, не обращая внимания на её плач и крики. Закончив процесс, он демонстративно вытер свой «инструмент» уголком пододеяльника и голышом отправился в кухню варить себе кофе.

Настя лежала обессилевшая от унижения и боли. Руки её затекли, так как были сильно перетянуты колготками и, к тому же, наручники сильно сдавливали запястья.
Из кухни доносился запах кофе.

Вскоре отчим появился снова. Он трогал Настины груди, разглядывал её промежность, тем самым себя возбуждая, а после – ещё несколько раз надругался над бедной девочкой...
Потом он сходил в душ, оделся и только после этого зашёл в комнату Насти и освободил её руки.

В прихожей,он наклонившись завязывал шнурки,сидя на пуфике и, не видел как подошла Настя.
Девочка с силой, на какую только была способна, вонзила ему в темя острый конец напильника, который Семён Яковлевич, перед отъездом, забыл унести в гараж. Он поднял голову и, полными ужаса глазами уставился на Настю, так уже и не закрыв их больше... Через несколько секунд он рухнул с пуфика на пол и остался там лежать...

Настя медленно зашла в ванну, включила душ, долго намыливала себя и тёрла мочалкой, словно пыталась смыть нанесённые ей оскорбления.
Выйдя из ванной она оделась, сварила себе кофе, сделала бутерброды, поела, после чего зашла в свою комнату и окинула её прощальным взглядом.

Надев куртку и прихватив с собой фотографию Дениса, Настя перешагнула через тело отчима и вышла из квартиры, не закрывая дверь на ключ.

Настя сидела на краю деревянной песочницы и держала в руках фотографию Дениса. Из глаз её, ручейками текли слёзы, а губы беззвучно шептали:

Не получилось... Не получилось тебе полюбить меня...

Ярко и ласково светило весеннее солнышко, пели птички, цвела черёмуха, распускалась сирень...

Настя встала и уверенно направилась к зданию отделения полиции.

Иллюстрация - из интернета.

Здравствуйте или добрый вечер. Нашла этот сайт и решилась рассказать свою историю. Сейчас мне четырнадцать, а началось это пять лет назад. Тогда мне было девять лет. Наверно многие мне не поверят, но в детстве, пять лет - это очень много, сейчас и самой не верится, что тогда была такой наивной дурой. Нет конечно я знала, что детей рожают и все такое прочее, но общего представления о сексе не имела. Все началось с того, что мама привела домой чужого дядьку и сказала, что это теперь мой папа. Он в общим не плохой. Играл со мной, покупал мне игрушки, сладости, общем баловал меня, или как он сам говорил, заслуживал мое уважения к себе. Мы живем в однокомнатной квартире, у одной стены стоит мамина двухспальная кровать, а рядом моя двухъярусная. В низу мой школьный стол, а я сплю на верху. Наверно по этому мама с детства приучила меня спать в пижамке, и почему то без трусиков. Говорит так тело лучше отдыхает. Мама на работу уходит очень рано, ей нужно быть там к шести утра. Она повар. А мой отчим уходит к девяти утра и поэтому он всегда будит меня и провожает в школу. Мама работает два дня через два, и иногда в воскресенья я с ним дома бываю целый день. В одно из таких воскресений я проснулась, взяла свое платье и трусики и пошла в ванну переодеваться. Дверь в ванну была не закрыта я не заметила, что там горит свет и вошла. Он был там совсем голый. Нет тогда ничего не случилось, он просто сказал мне, что коль я увидела его голым, то теперь я не должна верещать, когда он случайно зайдет в ванну, когда я купаюсь. Ну и конечно он сказал, что это наш с ним секрет и маме не в коем случае нельзя рассказывать, что я видела его без трусиков, а то она меня сильно поругает, за то, что я вошла без стука. Прошло наверно с месяц, я уже давно обо всем забыла, хотя я тогда впервые увидела голым взрослого дядю. Как то я, в одно из очередных воскресений,когда мама была на работе, долго спала. Он включил музыку на всю громкость и стал меня будить. Мне очень не хотелось вставать и я продолжала валятся. Тогда он взял меня на руки, держа одной рукой под грудь, а другую руку просунул мне между ног и стал кружить по комнате, показывая как летает "самолетик". Было очень весело, я заливалась смехом. Но когда "самолетик" полетел задним ходом, я ощутила очень жуткую боль между ног. Я естественно сразу разревелась, особенно ревела, когда увидела, что его палец весь в крови. Я с детства страшно боюсь крови, не знаю почему. В общем, как потом оказалось, в пижамных штанишках, как раз в "том месте", оказалась дырочка разорвавшаяся по шву, и его палец, случайно проскользнул в нее и меня там поранил. Не знаю, почему она там оказалась, эта дырочка, штанишки были совсем новые, мама мне их купила совсем недавно, я одевала их всего несколько раз, сейчас думаю, что он сам сделал ее, пока я была в школе или гуляла. В итоге, он объяснил мне, что я сама во всем виновата, что я дернулась и по этому сама на садилась писей на его палец. И что если мама об этом узнает, то она меня не только отругает, но и сильно выпорет ремнем. А если я буду молчать, то он быстро вылечит меня, там у меня все заживет и мама ничего не узнает.Тогда я и правда так думала. Потом конечно, он чем то меня про спринцевал, помазал каким то кремом. Кровь сразу перестала идти, а боль ушла минут через 20. Ну и конечно снова уговоры, ни слова маме, пусть это будет наш секрет. С тех пор все и началось, - "утренние лечебные процедуры" перед школой, когда мамы дома нету. Утром, пока я еще толком даже не проснулась, прямо на втором ярусе кровати, снимает с меня штанишки, поворачивает меня поперек кровати и начинается.... Осмотр «ранки», спринцевания, втирание крема и т.д. Так продолжалось года два. Только когда у меня стали появляться вторичные половые признаки, я стала сильно стесняться его, ну и конечно повзрослела и стала понимать, что к чему. Я стала капризничать, брыкаться, не даваться ему снимать штаны и говорить что мне уже давно все зажило, и тогда он от меня отстал. Слава боду, что он не пошел дальше. Конечно моя история не такая страшная, как я читала выше, но все равно когда я повзрослела и все поняла, стало очень противно. Сейчас уже рассказывать маме ничего не буду. А чем старше становлюсь, тем больше ненавижу отчима. Хотя он относится ко мне хорошо и делает вид, что ничего страшного не произошло. Слава богу, что сейчас, детские гинекологи ничего не говорят мамам, а так пришлось бы во всем сознаться.

Я представляю, что это произошло весной: в конце марта или в начале апреля. Только отцвели абрикосы, едва проклюнувшиеся листочки подернули легким восково поблескивающим налетом прихотливо раскинувшиеся ветви деревьев за окном. Утреннее солнце бодрым веселым светом заливало малометражную кухню. Был утренний чай. Воскресенье. "Утренняя почта" по телевизору звучала веселыми ритмами и рассыпалась на экране цветным шампанским.

Питу казалось все удивительно гармоничным и радостным. Весенний запах через форточку расстилался подвижной кисеей. Тонус поднимали пение пичуг и суета света. Шум воды в ванной бодрил и создавал ощущение предстоящих возможностей удачного дня. Чувство весны подкреплялось довольством умиротворенного самца, обеспечившего свой прайд обильной пищей и оберегающего его от поползновений конкурирующих самцов. Зарплату получил, холодильник забит, заботиться о завтрашнем дне нет нужды. Он сидел у стола в шортах, курил и пил чай. Жена уехала по делам, в ванной после сна умывалась восемнадцатилетняя падчерица.

Чаепитие было довольно напряженным. Сердце колотилось - он ожидал, пока Пат, так звали падчерицу, выйдет после умывания с припухшими губами, румянцем на щеках, свежая с прозрачными голубыми глазами. Он сидел попивая чай и, не видя, смотрел телевизор. Ноги его были чуть-чуть раздвинуты, одна пуговица гульфика - случайно (или намеренно?) расстегнута. Дело в том, что шорты носились на голое тело, и более того, на Пите ничего не было. Между ног было горячо, и выбритый член находился в состоянии полуготовности.

Вот, наконец, вода перестала шуметь, и дверь из ванной открылась. Светловолосая высокая Пат в халате и в пупырышках от холодной воды, словно крепкий соленый огурец, вошла на кухню. Она подошла к столу и налила себе чай. От отчима Пат отделял кухонный столик. Она взяла чашку с чаем и, стоя, начала его тихо прихлебывать. Напряжение Пита падчерица почувствовала сразу и с интересом стала поглядывать на него украдкой. Вся сущность Пита сосредоточилась в его постепенно твердеющем члене. Он ощущал как головка, постепенно перемещаясь в шортах, все ближе и ближе продвигается к веющему прохладой выходу из плена. Вот она нащупала проход, и ее синевато-розоватая кожица показалась на свет божий. Член еще не совсем окреп, и кожа на головке была слегка морщинистой. Но с каждым мгновением кровь у Пита между ног пульсировала все сильнее, и вот - голова налилась, кожа ее еще больше посинела и стала глянцевой. Расстегнутый гульфик выпустил ее на волю. Изящное скульптурное произведение обнажилось почти полностью - красивый персик с похотливой дырочкой в своем средоточии.

Пат перестала пить чай и с презрительной усмешкой внимательно стала наблюдать за развертывающимся представлением. Пит не знал, куда себя девать. В нем боролись чувство стыда, похоть и страх: неизвестно, что могла подумать падчерица. Нерешительность (и невозможность упрятать член назад в темницу стыда, ибо пришлось бы на глазах у Пат хлопотно заправлять его в шорты, а может быть потом еще и кончить от перевозбуждения и размазывать стекающую по ноге обильную сперму) побудила неловкого совратителя сделать вид, что он не замечает небрежности в своем туалете.

Пат начала разговор. Она спрашивала о чем-то по ходу телепередачи, и ему приходилось отвечать. Правда, не всегда впопад и хрипловатым от напряжения голосом. Девчонка не унималась с некоторой издевкой в голосе и озорными искорками в глазах продолжала разговор. Пит, пытаясь прикрыть собой пробившееся естество, потянулся за чайником, чтобы долить чай в свой стакан. В этот момент Пат с застенчивым хохотком попросила его дать сигарету. Это было впервые, чтобы при родителях она закуривала, а тем более просила отчима самого дать ей сигарету. В простой ее просьбе прочитывался вызов. Пит понял это и, больше не скрываясь, встал и потянулся за пачкой сигарет, достал одну и протянул ее дочери. Член вырвался при этом на простор и с гордо поднятой "головой" уставился в пристальные голубые глаза наблюдавшей за ним девушки.

Пат впервые столь решительно, словно в омут с головой, бросалась в сексуальное приключение, тем более в столь рискованное. Она давно считала себя неполноценным человеком: все ее сверстницы уже были либо замужем, либо неоднократно (по крайней мере, с их слов) уже совершали "это". Пат же все еще оставалась девственницей и, хотя в душе была абсолютно раскрепощена, в реальности в решающих ситуациях вела себя скованно. Это ее бесило и заставляло чувствовать себя синим чулком. Может быть, это чувство и заставило Пат быть столь решительной в ситуации с отчимом. Видимость не оставляла места для риска. Казалось, все было под контролем: происходило все дома, неизвестность не грозила, всегда и, практически, без опасности можно было дать ход назад. Так просто было отдаться на волю чувств и похоти. Грудь ныла, губы увлажнились, внизу потекло по внутренней стороне бедер. Дыхание прерывалось, глаза уже невозможно было оторвать от напряженного впервые представшего во всей своей красе члена отчима. В душе поднялась буря.

Потянувшись за сигаретой, она как бы невзначай открыто взглянула на обнажившееся естество напряженного мужчины, а после этого - в глаза ему и вызывающе засмеялась, поняв, что отчим увидел ее взгляд и вынужден был понять, что раскрыт. Пат следила, как поступит ее визави, и когда он встал и потянулся за чайником долить себе чай, уже явно намеренно выставив на обозрение поблескивавший бритой кожей увенчанный сверкающей каплей желания член, она теперь в глаза ему нагло улыбнулась. Пит, заметив, опустил взгляд, и оставив чайник, прерывающимся голосом покорно попросил у Пат разрешения поцеловать ее ноги. Девушке приятно было ощущать свою полную власть над крепким здоровым мужчиной, который, к тому же, еще не так давно ставил ее в угол и отвешивал подзатыльники за беспорядок на столе или за невыученные уроки. Она разрешила, сказав: "Ну что ж, поцелуй".

Удивительно было видеть большого неловко поворачивающегося в маленькой кухне коленопреклоненного отчима, наклоняющегося и страстно целующего пальчики небольших и красивых стоп зардевшейся Пат. Удивительно и возбуждающе радостно ей. Каждый пальчик девушки, словно фарфоровая безделушка, поражал точеностью форм и вызывал неодолимое желание восхищаться им, боготворить его и целовать, целовать, целовать! Она наблюдала это, изящно склонив голову и тихо улыбаясь. От этих поцелуев кровь горячими толчками забилась внизу живота. Мурашки пошли по обнаженному под халатом телу. Согнутая в глубоком поклоне спина и выпирающие ягодицы, мягкие прикосновения губ к ногам порождали неведомое до этого самоощущение всемогущества и полной власти над человеком, ощущение врожденной власти, власти естества.

Наконец, Пит поднял голову и прерывающимся, замирающим голосом спросил: может ли он поцеловать падчерицу в губы. На что получил снисходительное разрешение и торопливо поднялся с колен. Он потянулся к полным нежно-розовым и удивительно мягким губам юной партнерши и, наконец, утонул в глубоком и долгом поцелуе. Она целовалась страстно и умело, инстинктивно пробуждая в себе женщину. Ситуация пьянила - и Пат улетела в какие-то неведомые пространства: все было как бы здесь и, в то же самое время, - где-то далеко, как будто в кино или в книге. Мужчина становился ее собственностью и инструментом - он был в ее полной власти, он был готов терпеть ее капризы и выходки, он становился вещью. Пока что это ощущение не было оформлено какими-то законченными мыслями или соображениями. Но чувство возникло и росло.

Пит оторвался от губ девушки и стал суетливо расстегивать халат. Обнажилось стройное почти прозрачное тело, точеные грудки, ни разу не тронутые мужскими пальцами... И средоточие женственности у основания плоского твердого живота, завуалированное легкой порослью светлых волос. Припухшие губы сочились влагой, и слегка разойдясь, выпускали на свет розово блестящие внутренние губки и напряженный маленький клитор. Бросалось в глаза - девчонка в ванной не зря проводила время и успела довести себя до чувствительного градуса возбуждения. Пит начал ласкать твердые упругие грудки падчерицы. Она задышала еще чаще и рука его потянулась вниз, пальцы раздвинули влажную жаркую похоть девушки и начали ласкать уже возбужденное влагалище. Пальцы проникали все глубже и глубже - таз начал движения навстречу - и вот (вот!) во что-то уперлись: легкая чуть заметная пленка преградила путь.

Он знал, он был уверен, но лишнее подтверждение лишь укрепило в нем гордое чувство первопроходца и возбудило нахлынувшую отцовскую нежность ("Надо же!"), сладостно защемило в сердце. Захотелось припасть губами к этому нежнейшему лону и осторожно нежно и ласково довести девочку до оргазма. Губы заскользили вниз, губы припали к источнику, язык вошел в недра и страстно заработал, проникая во влагалище, подлизывая клитор. Пат охнула, осела, раздвинув ноги и опершись спиной на стену - раскрылась навстречу неожиданным ласкам.

Когда-то она читала про это, но никогда не думала, что когда-нибудь сама испытает прелесть отсоса. Это было очень приятно. Волшебство ощущений захватило девушку. Широко раскрытый рот и распирающая его твердость набухшего члена и головки, распирающей гортань и настойчиво продвигающейся глубже, глубже! О! Это было восхитительно и так возбуждало. У Пат уже все горело внизу, приятное напряжение внизу живота нарастало. Приятный запах волос на лобке партнера ощущался все явственнее - головка члена двигалась в горле, порождая впечатление полной раскрытости и беспредельной отдачи. Вдруг внизу потекло, и мышцы сладко сократились - пришел первый и, наверное, самый сладкий (от неожиданности) оргазм. Во рту стало свободнее. Как это произошло, Пат даже не заметила. Отчим же обмяк, словно перезревший банан. Острота испытанных ощущений потрясла его. Никогда так долго и так обильно он не извергался. Мягкие нежные губы девушки, обнимавшие его член и до того безжалостно растянутые, с мягким звуком освободили поникшую голову и оросились последней порцией спермы, соскользнувшей и потянувшейся длинной каплей на стройную, трепещущую, напряженную грудь. Глаза полуприкрыты, губы слегка раздвинутые ("Вставь в умело раздвинутую"). Нежная длинная шея ритмично сокращается, принимая сперму после оральной "дефлорации".

Все это восхищало и вздувало чувство пьянящей гордости. Пит был удовлетворен. Девушка чувствовала подъем, распирающую радость и некоторое замирание, томление неизвестности где-то в глубине себя, как будто она летела высоко, высоко и от этого быстрого неостановимого полета захватывало дыхание. Все ведь было впервые - и так здорово! Получить оргазм, оставшись девственницей. Такое наверное было не у многих. Жаль только целку не порвал папашка! Хотелось бы! Ну да ладно. Пойди подмойся.

Через пять минут Пит и эта "хитрющая девчонка" были в порядке. А еще через полчаса отчим уже высаживал ее из машины возле университета, где та училась. Она приоткрыла дверь и, взглянув с заднего сиденья в зеркало заднего вида на отчима неуверенно спросила: "Что же мы будем делать дальше?" - "Ну, ведь это не в последний раз?" - вопросом на вопрос ответил Пит. Девушка улыбнулась, вышла из машины и побежала учиться, легко и весело помахивая сумкой. Вокруг пели птицы.

Жил-был старик со старухой. У него были дети разных матерей. Эта старуха не любила падчерицу, изнуряет ее и домашней, и полевой работой. Стала она старика бранить. «Ну, старый кобель! Ты куда хочешь девай своих детей. Я их не хочу и видеть». Старик и думает: «Куда ж мне их деть?» Отвечает ему старуха: «Хоть в воду мечи, а чтобы не видала я их. А если их не прогонишь, то я с тобой жить не хочу вместе». Ну, вот старичок решился дочь свою куда-нибудь проводить; собрал ей сумочку, положил ей три рубашки и прочее, что для ней требуется, и сказал ей: «Ступай, моя дочь, куда хочешь».

Несчастная девица вышла за вороты, помолилась на церковь и пошла в лес. Входит в такой огромный лес, в такой темный. Зашла она в самую средину, стало ей скучно, так как не нашла она никакой дороги в лесу, ни жительства. Пошла она дальше лесом, вышла на тропинку. Пошла этой тропинкой и видит впереди себя дом. Подходит она к дому и удивляется: кто тут живет? Взошла она в дом; народу никого там не видит; ходила, ходила по дому и по всем комнатам, нигде ничего не могла найти. Захотелось ей есть, открыла она простой сельский стол. Вынимает оставшиеся куски хлеба, поела эти кусочки и сама спряталась за печку. Сидит за печкой; слышит шум народа, ржание лошадей, лай собак. От испуга она задрожала; въезжают они на двор, и один из них бежит прямо в избу, за ним входят все разбойники. Добычу разделили меж собой, что добыли. И закричал на них атаман: «Сбирайте поскорее обедать». Сунулся их денщик в стол, видит - оставшиеся куски хлеба поедены; и сказал он своим товарищам: «Ну, братцы, кто-нибудь у нас есть, либо был: были оставшие куски хлеба в столе, а теперь их нету». Сейчас приказал атаман искать на дворе и в доме: нет ли кого. Девушка испугалась, заплакала. Вдруг они ее находят, выводят ее из-за печи; стал спрашивать ее атаман: «Чья ты такая, откуда сюда зашла?» Она ему все рассказала подробно. Атаман ее приласкал и сказал ей: «Ну, живи у нас и будь моя сестра!» Снял он с себя крест, надел на нее, а с нее на себя и сказал товарищам: «Ну, почитайте эту девицу, все одно как меня». Она стала у них жить, рубашки на них стирать, кушанье готовить и комнаты убирать. Атаман очень стал любить эту девицу, стал ее одевать довольно чисто и все, как родную сестру. Доверил ей ключи от всех вещей, от всего дому.

В некоторое время ее отец поехал в лес за дровами и заблудился в лесу; долго ходил он по лесу, вдруг приходит к этому дому. Довольно обробел. Однако взошел он в дом, увидал эту девицу, не мог ее признать, что она его дочь; стал у ней спрашивать: «Кто здесь живет?» Она стала ему говорить: «Любезный мой батюшка! Или ты не мог меня узнать? Я дочь твоя». Тут она ему все рассказала. Собрала она ему пообедать, подносит ему четыре стакана вина, он выпил и пообедал довольно хорошо. Вдруг въезжают разбойники на двор, застали его в избе, стали его спрашивать: «Зачем ты, старик, сюда попал?» Отвечает им девица: «Это мой батюшка, заблудился и пришел сюда». Разбойники стали обедать; пригласили и его. Он с ними пообедал. Вдруг стал атаман спрашивать: «Скоро ли ты поедешь домой?» Старик отвечает: «Сейчас, говорит». Атаман и говорит: «Что ж, сестрица, пошли гостинчиков в деревню-то». - «Эх, братец, я не знаю, что послать». Он приказал вынуть из сундука разные куски, оставшиеся ситцы. «Вот, говорит, выбирай из этих кусков мачехе, сестре и пошли». Она выбрала и послала. Атаман дал старику тридцать три рубля серебром. «Только не сказывай никому, что мы здесь живем, а то и тебе не жить, и вся ваша деревня не уцелеет».